Неизбежность сравнения двух революционных переломов, духовное, в том числе и эстетическое их отражение - ставят перед литературоведением вопрос о зеркалах постижения большевизма и его антипода - ельцинизма. Традиционная концепция художников в отношении большевизма - "родовые муки". Словами Шолохова говоря - "да, был Культ, но была и Личность". Или, выражая образами С.Дали - человек вылупляется из земного шара-яйца, разрывает оболочку, а из разрыва течёт кровь… Опираясь на эту концепцию "родовых мук", пытался оправдать себя и ельцинизм. Мол, да и у меня есть муки, не отрицаю: но в них рождается новый мир… Подвох был в том, что муки бывают не только родовыми! Ужасы революции, никогда не скрывавшиеся (посмотрите хотя бы старейшие из советских фильмов ленинианы или про гражданскую войну) - неразрывно связаны в зеркале культуры с надеждами и мечтами о лучшем мире. Ужасы "радикальных реформ", тоже не очень-то скрывавшиеся, пытались говорить о себе то же самое. В начале 90-х появляется целый ряд произведений (например, замечательный, как примета времени художественный фильм "Удачи вам, господа!") который пытается отражать новое время по старой схеме "родовых мук". Однако с годами этот мотив угасает, и наконец совсем исчезает из книг, кинематографа и других произведений искусства. Потому что главное отличие ельцинизма от большевизма - в нём нет надежды. Ужас есть, расправы, шокирующие сцены - завались. А надежды нет. То есть: никто не пытается спасти тонущий корабль, битва идёт лишь за места на шлюпках, которых, к тому же явно недостаточно… Думая о той крови, которую кисть С.Дали отразила на философском полотне "Рождение нового человека" - я хочу подчеркнуть (в том числе и своими художественными произведениями, повестями и романами о моём времени, моих 90-х) - что далеко не всякая кровь питает собой росток нового времени. Есть очень много крови, которая, проливаясь, просто уходит в канализацию, бессмысленно и бесплодно. И в этой бессмысленности кровопролития - главное отличие 1991 года от 1917. Новые деятели, ненавидящие большевизм, ущемлённые, обиженные им (а все обиды живы в памяти, ведь те, кому сегодня всего-то 50 лет - прожили ПОЛОВИНУ всей эпохи и эры Октября!) - оказались не просто мстительны. Они оказались удивительно бесплодны с точки зрения цивилизационной, с точки зрения мирового культурного наследия. Именно эта бездарность и духовно-умственная ущербность антисоветчиков намертво привязала их к ненависти, к деструктивному и бессмысленному "вечному бою" с мертвецами. Задумывались ли вы почему у наших либералов-западников голова вывернута за плечи, почему они смотрят исключительно за спину истории? И почему то же самое - у глобалистов в США, где они воюют с памятниками давно миновавшей гражданской войны (т.н. конфедератопад, покушение на статую Колумбу и др.)? Объяснение просто, и даст его именно литературоведение: это люди, у которых ничего нет впереди. Свою власть они привыкли обосновывать не собственными идеями, а чужими преступлениями. Реальными или выдуманными - другой вопрос. Уже очевидно, что большинство приписанных Сталину "зверств" - это лишь внутренние садистские фантазии самих либералов, их "оговорки по Фрейду". Уже ясно, что описывая "сталинские органы" либерал на самом деле описывает, что он, либерал, делал бы с народом, окажись на месте Сталина. Это удивительная и ненасытная кровожадность восходит к зоологической основе либерализма, как учения. Все идеологии учат человека бороться с животными, первобытными инстинктами, и только одна учит им потакать: либерализм. Либералы поощряют в человеке "внутреннего зверя", восхищаются "естеством" скотства и любых скотских отправлений. В том числе они неизбежно оказываются и апологетами зоологической кровожадности. Ведь жажда расправы с несогласными - часть инстинкта зоологического доминирования. Но я сейчас не хочу углубляться в вопросы связи либерализма с зоопсихологией, это тема отдельного большого исследования. Я стремлюсь остаться в рамках литературоведения, и подчеркнуть совсем другое: западное общество живёт с вывихнутой за спину головой. Его легитимность черпается в им выдуманных, а потом им же осужденных преступлениях прошлых эпох. В итоге нет никакого образа будущего (если не считать бесчисленные книги, фильмы, сюжеты о пост-апокалипсисе, жизни после глобального краха цивилизации). Западные СМИ, как и наши - пестрят сообщениями о вымирании их "среднего класса", о резком снижении уровня жизни в США и Европе по сравнению с их же 70-ми годами, о жутком процессе поляризации, запущенном распадом СССР... Человек пост-советской эпохи не живёт с верой в светлое завтра. Он живёт с одной, совершенно очевидной и постоянно артикулируемой целью: чтобы не стало ещё хуже! То есть современное общество (и таким его отражает современная культура) - это автомобиль без двигателя, с одними тормозами. Автомобиль сползает по наклонной плоскости к обрыву, водитель изо всех сил жмёт на тормоза… Нет даже и мысли о том, чтобы вырулить или дать задний ход: потому что тормозной механизм единственный в этой конструкции… Соответственно, и мотив спасения у разных авторов - один и тот же: вернутся в какой-то "золотой век", который у каждого автора свой, но всегда в прошлом. Очень талантливый Стивен Кинг крутит машину времени в "смеющиеся 60-е", а бездарная Ю.Латынина - тащит нас и вовсе во времена Сесиля Родса, мечтает о XIX веке, когда "всё было правильно, до появления коммунистов". Владимир Путин, стремясь запечатлеть почтение к культуре, едет поздравить с юбилеем С.Михалкова - классика ПРОШЛОЙ эпохи, потому что, по консенсусу чиновников, только в этой прошлой эпохе и могут быть классики. Наверняка Путину, и уж тем более его окружению, покажется странным чествовать писателя-ровесника, писателя ЭТОЙ, а не минувшей эпохи. Для них "совершенно понятно" (как говорил Чубайс), что литература осталась в прошлом. И только там, в прошлом, культурные вехи имеют какое-то значение. О каких культурных вехах или явлениях можно говорить в наше время?! Время без времени включает в себя апологию искусства без искусства. Они гармонично подходят друг другу: приватизатор, из уголовников шагнувший в "отцы нации" и режиссер Серебренников, чьи актёры сношаются и испражняются прямо на сцене. Вместе с представлением о каком-то (кроме апокалипсиса) будущем - исчезла (совершенно!!!) и знаменитая когда-то НФ, "Научная Фантастика" - популярнейший в прошлом жанр эстетического осмысления футурологии. Общество со свёрнутым на спину лицом может смотреть только назад, и место НФ занял сверхпопулярный пост-советский жанр "фентези", не имеющий даже русскоязычного наименования. Это - бесконечный калейдоскоп картинок из жизни общества по сути, архаичного, а по форме - живущего вне времени. То есть мечи, копья, парусники, рабовладельцы, гужевой транспорт - и при этом неведомо где и неведомо когда (страны и континенты просто выдумываются авторами). Но мало того, что образ глубокой архаики вытеснил образ космических перспектив: выпало начисто осмысление Настоящего времени, традиционный жанр разговора художника с сегодняшним днём. Никакого диалога писателя и времени нет: есть монологи, истерические или сюсюкающие, но всегда слабоумные. Оправдать эту эпоху нельзя, а осудить её не получается, потому что мы все - её часть, её составляющие. Поэтому нет и того главного, что всегда было в критическом реализме - рассмотрения колорита времени сквозь призму вечности. Ведь критический реализм критикует текущую реальность с позиций хорошо ему известной абсолютной и идеальной реальности: для того, чтобы раскрыть язву общества - нужно понимать, что это именно язва, а не анатомический орган. Иначе можно принять печень или селезёнку за "злокачественную опухоль"… Надо отметить, что богатейшая традиция русской литературы в начале 90-х заставляла многих авторов искать для новых времён прежние жанровые рамки критического реализма. Приведу за недостатком места лишь один пример - кинороман "Горячев и другие". Заявленной целью киноромана была, как заявляли в 1992 году его создатели - популяризация положительных образов рыночной экономики, формирование образа героя нового времени, который противостоял бы и "советской архаике" и распоясавшейся уголовщине. Кинороман "Горячев и другие" транслировался на "1-м канале Останкино" в 1992—1994 годах. Упор делался на русскую реальность, в новой стране. Однако дело сразу же не пошло, и хотя планировалось, что сериал будет состоять из 52 эпизодов, но в итоге зритель увидел только 35. Потом дело бросили, как безнадёжное. Герой сериала (в исполнении Игоря Бочкина), должен был подкупать своей честностью, волей, чувством юмора, и при этом быть предпринимателем ельцинских лет. Но совместить качества и свойства личности таким образом не получалось. Все последующие попытки в кино и литературе тоже провалились. Чтобы человек 90-х выглядел человечным и порядочным - всякий раз приходилось его делать сильно пьющим и отчаянно ностальгирующим. Радоваться новациям ельцинизма - и при этом оставаться человеком у героев художественного сюжета не получалось. А когда их авторы насильно "заставляли" - то пропадали и реализм, и психологическая глубина образа, и вообще правдоподобие. Эпоха с культурой разругались вдрызг. "У меня нет эпохи" - заявила культура, уходя в дебри фентези и любительской самодеятельности. "У меня нет культуры" - заявила эпоха, переведя всё богатство человеческого духа в "сферу услуг"… Свести культуру к сфере услуг - всё равно, что всякую семейную жизнь и все брачные отношения свести к "одной из форм проституции". Культура происходит от Культа, и требует поклонения, священнодействия. Культурный человек в писателе или художнике видит учителя, жреца, на худой конец - задушевного собеседника. Но он не может видеть в творце шута и лакея: ведь где нет культа, не может быть и производной от него культуры. Конечно, культура не может существовать в сфере услуг, где царствует произвол потребителя, где творец не может строго призвать распоясавшегося потребителя к порядку (как учитель в коммерческом ВУЗе бессилен перед студентом-плательщиком). Схема "учитель-ученик" сменяется в пост-советской эпохе схемой "слуга-господин", и в итоге неспособность (тем более нежелание) самому распродать свои книги становится главной приметой "непрофессионализма" писателя. На самом деле это худшее из значений понятия "ремесленничество" - переносящее нас в совсем уж первобытные времена, в которых искусство оплачивалось низменной, примитивной толпой в ярмарочном балагане или (как альтернатива) - было исключительно любительским, спорадическим, как забава праздного ума, было формой досуга у занятого другими делами человека. Всякому цивилизованному человеку понятно, что если культура и должна служить - то только в самом высоком, культовом смысле слова "служение", то есть в рамках породившего её культа, "в духе и истине". Как богослужение не может быть подогнано под требования заказчика-плательщика, так и культура (в общем-то форма богослужения) - подгоняться под рыночные отношения не может. Это и понятно: рыночные потребности уже сформированы, они уже есть - смысл же культуры создать ещё не существующие, новые потребности личности. Заменить стремление к высокому рыночным заказом - всё равно, что заменить транспортное средство карусельными лодочками. Они, конечно, тоже ездят, но по кругу, а смысл-то был ехать куда-то в иное место! +++ Проблема культуры не только в том, что она (кроме шутовских и лакейских суррогатов) не нужна пост-советизму. Не нужна она только недалёким его представителям. А его наиболее умным и "продвинутым" апологетам она вредна и враждебна. Само по себе становление человеческого ума и духа (неразделимые процессы) - стимулируя умственную деятельность, стимулирует и "лишние" для угнетательского общества вопросы. Человек, который много думает, много и спрашивает. Человек, в котором воспитана высокая эстетика, нетерпим к безобразному. А примитивный человек пройдёт и не заметит! В том зоологическом мире, который строит пост-советизм культура отягощает хищников в погоне за жертвами и наоборот, выступает бронёй для жертв. То есть хищнику труднее догнать, а жертве легче отбиваться. Поэтому теоретики "прекрасного нового мира" решили, что культура не нужна ни богатым, ни бедным. Богатых она размягчает, расслабляет и погружает в ненужные раздумья. Бедных, наоборот, мобилизует для сравнения и недовольства. Ведь культура и создавалась как ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, сближающее разделённых материальным интересом индивидов! То есть культура, сперва в духовном пространстве, а затем и всюду - стирает ту разницу между имущими и неимущими, которую угнетательское общество с таким упорством и одержимостью прокладывает. Культурный человек через тактичность и широту взглядов приходит к идеям справедливости и равноправия. Например, математику-миллиардеру неинтересно обсуждать проблемы математики с другим миллиардером, если тот тупой. Классовое родство в данном случае нивелируется культурным интересом. Математику - даже если он миллиардер - интересен, в первую очередь, другой математик, хоть бы и нищий, но компетентный в теме. То же самое можно сказать об археологах, писателях, живописцах, астрономах, философах и т.п. Смена шкурного материального интереса на абстрактную любознательность - в сущности, и есть переход от человека умелого[1] (Homo habilis) к человеку разумному (Homo sapiens). Уже сами термины антропологии показывают, что человеку нашего вида мало уметь конкретное - нужно ещё и думать отвлечённо. Так вот на сам этот переход от Homo habilis к Homo sapiens посягнул рыночный либерализм с его бескрылой и узколобой эгоистичной прагматикой. Мы уже отмечали выше, друг-читатель, что сам фундамент либерализма (т.е., дословно, "освобожденчества", освобождающего все низменные инстинкты) - зоопсихология. Это бунт животного против "несвобод" в рамках цивилизации, бунт зверя против дрессировщика (который зверю кажется жестоким и безумным мучителем, заставляющим делать вещи ненужные и непонятные). А значит, нет для рыночных либералов ничего более ненавистного, чем этика, эстетика и этикет - которые на зверином уровне сознания видятся натирающими лапы кандалами, оковами, бессмысленным стеснением членов тела. Но если вынуть из культуры её содержательное ядро (этику), её утончённость совершенства (эстетику) и формальные условия проявления[2] (этикет) - то что от культуры останется?! Вот то, что остаётся после такой лоботомии в угоду зверю в человеке - и называется "мейнстимом" пост-советской культурной жизни. Когда деятелю культуры плательщик может заказать что угодно - или не заказывать ничего. +++ Между тем важнейшее из отличий истории человечества от доисторических времён является то, что (на заре истории) власть и культура стали неразделимы. Власть постоянно проституировала культуру, о чём хорошо известно, и много говорят. Но и наоборот: культура пронизывала собой власть, порой незаметно для самой власти. Для Павла I пороть дворян было делом обыденным; после Екатерины Великой выпороть дворянина стало уже делом немыслимым, хотя по закону самодержавие оставалось прежним. В ХХ же веке порка простолюдина тоже стала для цивилизованных стран немыслимым делом. Я не закрываю глаза, что в числе советских практики были и чудовищные в своей нелепости практики; однако представить себе советскую власть, вообще никак не связанную с научной и культурной общественностью невозможно. Конечно, Сталин влиял и на Горького, и на Шолохова, и на Михалкова: но и Горький, и Шолохов с Михалковым влияли на Сталина. Представить себе в ХХ веке власть, которая опирается только на голый интуитивизм, на звериное чутьё, на законы зоологического доминирования не могли даже самые смелые умы: оттого так силён и долог наш шок от ельцинизма. Именем алкоголика Ельцина совершено было, действительно, нечто невообразимое, закрывающее историю, возвращающее нас в доисторические времена. Когда власть племенного вождя не хочет легитимизировать себя в какой-либо просветительской миссии или даже легенде о просветительской миссии. Кто бы мог подумать, что после 5 тыс. лет цивилизации люди потерпят власть, не нуждающуюся даже в письменности, существующей только ради собственного существования, вне времени и пространства, вне контекста исторических движений?! Однако же потерпели - и теперь уже никто в мире, по обе стороны Атлантики, не знает, что с этим делать… Власть, несущая с собой только собственное зоологическое доминирование - не стремится выделяться из среды подданных ни образованностью, ни культурным уровнем (над которым так трепетали дворяне прошлых веков). Она не только "забила" на культуру для детей "быдла", но даже и собственных детей ничему не хочет всерьёз учить. Она прививает "элите" хищное животное мышление, а массам - растительное состояние. +++ Культура не может быть обезличенной - как денежная купюра или недвижимая собственность. Поэтому культура так опасна для приватизаторов - которые оформляли на себя всё одним росчерком пера. Можно, конечно, приписать себе звание "проффесора", как Янукович, но профессором ты от этого не станешь. Культура предполагает элиту, независимую от уровня жизни и доходов. В эту элиту не войти путём проплаты, а самое страшное (для приватизаторов) - из неё нельзя выбросить лишением доходов. Приведу конкретный пример: К.Маркс, будучи, фактически, нищим - одной силой мысли и письменного слова оказал влияние на человеческую историю более значимое, чем Дизраэли, при всём финансовом и административном могуществе Дизраэли. Отсюда и конфликт интересов налицо: у культурной сферы своя иерархия, а у финансистов - своя. Хищники-доминанты видят в альтернативной иерархии прямую и явную угрозу себе[3]. +++ Крах культуры, в числе прочего, означает и крах "социальных лифтов". В обществе культурных приоритетов человек бедный и незнатный может подниматься за счёт своих успехов в образовании и повышении культурного уровня. Острота и скорость мысли заменяют статус и капитал. В обществе зоологического доминирования подниматься некому и некуда (за исключением случаев заговора и убийства того, на чьё место хочешь сесть - полной кальки зоологических иерархий). В мире, откуда вытеснен духовный приоритет (начатый, безусловно, мировыми религиями) - у бедности нет обменного фонда с богатством. Бедным нечего предложить в обмен - богатые и так владеют всем, а бедным не оставляют ничего. Поэтому наиболее примитивные общества - одновременно и наиболее кастовые. А самым примитивным обществом является ельцинское - потому что оно вообще основано на голом криминальном насилии и животном доминировании, при полном отсутствии идеологического прикрытия в виде какой-либо "теории общего блага". В начале 90-х такой "теорией общего блага" пыталась стать рыночная апологетика, на Украине и сегодня пытается - однако мешает идеологам презрение самих властей. Как советская власть не нуждалась в "церкви обновленцев" и отвергла её с презрением (чем невольно сохранила каноническое Православие) - так и власть рыночного зверья не нуждается в елее и патоке "теорий общего блага". Она насмешничает над любым "пафосом"[4] - дойдя до предельной откровенности в своём цинизме. +++ Давно известно, что если ученье - свет, то неученье-тьма. Свет погас, учения, аналогичного религиозному или хотя бы марксизму - нет. Сгустилась тьма, а во тьме зашевелилась всяческая бесовщина. Когда мы говорим, что либерализм освобождает низшие животные мотивы в человеке - мы говорим то, что думает либерализм сам про себя. Мол, я пришёл освободить зверушек от жестокого дрессировщика с его неоправданными ограничениями, хлыстами и клетками. На самом деле, чистый зверь - творение Божие, и лишён в своём чистом виде зла. Хищники появились не сразу, а под влиянием "радиации" человеческого греха. И если либерализм сам про себя думает, что освобождает Зверя, то на самом деле он освобождает бесов. +++ Как говорит банкир П.Авен - "Для меня идеологема о том, что свобода больше Родины и что Родина — это не территория, не обсуждается"[5]. Это он говорит осмысленно, как символ своей веры на протяжении десятилетий, и в материале с характерным названием: "Петр Авен vs Анатолий Чубайс: Родина или свобода?". Я всегда думал: банкир Авен понимает, что он злодей. Если Авен не понимает, что он злодей, то это ЕЩЁ СТРАШНЕЕ. Это отсылает нас к голливудскому штампу о маньяке-потрошителе, который сам про себя думает, что творит добро… Символ веры Авена - это психология зверя и психология близкого к зверю кочевника, печенега, гунна, вандала. Именно и только для хищника кочевых набегов Родина ничего не значит. Как писали античные авторы про гуннов - "Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рожден - далеко оттуда, вырос - еще дальше". Именно для кочевника-мародёра свобода превыше всего, в том числе и Родины… То есть Авен - гунн и печенег, но он думает, что предлагаемый им образ жизни кочевого бандита - "модернизация", "цивилизация" и т.п. И этот гунн и вандал выводит ненавистную ему особость русского народа, русское несогласие с его очевидно-дегенеративной философией - "…из тысячелетнего рабства, больше ниоткуда… из отсутствия демократических свобод и отсутствия нормальной, цивилизованной жизни гражданского общества… Мне неинтересно разговаривать с вертухаями лагерей". Большинство русского народа (Чубайс уточняет, что 95%) - для Авена "вертухаи лагерей"… Добавим от себя - и ещё они истребители таких вот кочевых хищников, стоящих на самой низшей ступени цивилизационного развития, каким изображает себя Авен в этом интервью… Ну, а кочевникам-мародёрам конечно же, не нужна никакая культура, кроме самых низкопробных забав. И в этом смысле крах культуры (как эстетического отражения человеческой нравственности и созидания) - в лапах хищников неизбежен. Не стройте иллюзий, в окружённых рабами поместьях Чубайсов и Авенов будут звучать не рояли, а звуки разнузданных ордынских шатровых оргий - по итогам каждого удачного набега… Источник: economicsandwe.com Автор: Александр Леонидов Мнение автора статьи может не совпадать с мнением редакции
