Проблема Русского мира для Украины, Молдовы, Беларуси и Казахстана — ровно одна. У Русского мира, как ни крути, может быть только одна столица — это Москва. Но с этим никак не могут согласиться ни в Астане, ни в Минске. Тоже по вполне понятным причинам. Разберемся на примере Беларуси, которая в конце года стала центром сразу нескольких скандалов. Сначала местные правоохранительные органы задержали условно пророссийских авторов ИА REGNUM Юрия Павловца и Дмитрия Алимкина, выступавших со статьями о внутренней политике, экономике и культуре Белоруссии. Задержание журналистов поддержал посол России в Минске Александр Суриков. Довершил дело глава Российского института стратегических исследований (РИСИ) Леонид Решетников, заявивший о белорусском языке как об изобретении большевиков начала прошлого века. В ответ возмутились и не сдержались в Минске — вызвали российского посла для объяснений. Наблюдая за ситуацией из России нам отчетливо нужно представлять те фобии, которые движут принятием решений в Минске. У Москвы, к слову, есть свои фобии, и мы чуть ниже о них поговорим. Итак, лично Лукашенко и первые лица белорусского государства не хотят и не могут по понятным причинам делать Беларусь объектом прямых российских социально-политических технологий. Грубо говоря, белорусскому обществу не могут позволить ощущать Москву своей столицей, а Россию в целом — своей страной, потому что "своя" страна для белорусов уже есть — это собственно Республика Беларусь. Если же для огромной части белорусского общества продукты российских политтехнологий, такие как "Русский мир", "Русская весна", "Народные республики", "Новороссия" и т. д. становятся жизненно важными и значимыми, то это — ни много, ни мало — потеря суверенитета, потому что значительная часть общества становится объектом медиа-манипуляций из соседнего государства. Конечно, для участников и сторонников нашей Русской весны это нечто гораздо большее, чем политтехнология. Это наши самые искренние жизненные порывы, за которые русский народ продолжает расплачиваться кровью русских людей Донбасса. Но в глазах белорусской высшей бюрократии — это геополитические игры большого соседа, которые 1) никак с Минском не согласовывались и даже не обсуждались, 2) завтра могут быть направлены на саму Беларусь, если позволить местному населению ощущать себя частью Русского мира, 3) за солидарность с этими играми (официально признание Крыма, ДНР и ЛНР) экономическую ответственность придется нести всему белорусскому народу, а Москва, как известно, компенсировать потерю белорусского экспорта на Украину и в Европу не подписывалась. Поэтому после киевского Майдана белорусское общество четко для себя осознало, что ничего подобного им точно не нужно, а белорусская власть почувствовала, что российское вмешательство может при желании быть вполне конкретным и ощутимым. Поэтому #КрымНаш белорусскую элиту скорее напугал, чем обрадовал. Ровно из этого страха потери власти вытекает то, что в российской публицистике принято называть "заигрвыванием с национализмом". Янукович "заигрывал с национализмом", Назарбаев "заигрывал с национализмом", вот и "батька тоже заигрывает с национализмом". Все эти "заигрывания" — это, кстати, уже часть российских фобий. Русский народ и в значительной мере российская власть — люди с геополитическим континентальным мышлением. Для нас по-настоящему больно терять малороссийскую часть нашего общего культурного пространства, белорусскую или молдавскую. Уход наших дорогих славянских братьев и, если угодно, составных частей нашего общего цивилизационного евразийского пространства — это для нас живая боль. Поэтому и боимся даже незначительных "заигрываний" то с "литвинистами" в Беларуси, то с "румынистами-унианистами" в Молдове, хотя эти элементы и являются составной частью их идентичности. В конце концов, во многих национальных республиках России мы разрешаем преподавание языка коренного народа. Современное государство устроено по принципам единой общенациональной идентичности и не предусматривает существования внутри себя автономной части граждан, для которых, условно, Москва является столицей, а сама эта группа при этом находится в Могилеве, Комрате или Харькове. Из России это трудно понять, потому что рядом с нами нет такого же по силе центра культурного, информационного, экономического и геополитического притяжения, каким является Москва. Вот за что — за что, а за традиции тысячелетней русской государственности нам оправдываться не приходится. Не нужно нам конструировать комплекс государственных мифов, выдумывать свою многовековую историю, как это делают на Украине или Казахстане. В России, конечно, существуют некоторые локальные девиантные группы, которые хотели бы присоединения России к Украине или Беларуси, но их политический вес стремится к нулю. К сожалению или к счастью (уж для кого как), Россия по своему культурно-языковому, демографическому и экономическому потенциалу велика настолько, что ее внутренняя политика никак не может удержаться сугубо в национальных границах. И чем бóльший международный политический вес она набирает, тем сильнее стараются его уравновесить локальным национализмом наши ближайшие соседи. В крайних случаях системная русофобия становится идеологией и опорой режима, как это происходит сейчас на Украине или в Прибалтике. Конечно, такие "уравновешивания" опасны для по преимуществу русских государств потерей отдельных регионов, которые ощущают себя частью Русского мира и для которых столицей является Москва, как это произошло с Донбассом и Крымом. Здесь мы имеем дело с вопросом не ценностного и даже не идеологического характера, но лишь с прагматикой сохранения конкретной и относительно суверенной политической единицы, которая самороспуска точно не желает. Решительная ставка на национализм (конечно, проевропейский) в Беларуси — это конец государственности и переход в итоге под протекторат третьих стран (украинский сценарий). Напротив, решительная ставка на Русский мир — это угроза суверенитета уже в пользу современного государства Российская Федерация, которое тоже отнюдь не является эталоном социально-политического устройства. Проблему могли бы решить белорусские геополитические амбиции и трансляция своего политического устройства на Украину и Россию, но в силу местечкового менталитета наших братьев-белорусов это также трудно себе представить. А между тем Беларусь в большей мере сохранила политическую и экономическую преемственность от Советского Союза, чем Россия и уж тем более украинское позорище. По территории — РФ, по качественному наполнению — РБ. Рушилось наше общее политическое пространство в одночасье. С тех пор в государствах СНГ сформировались свои локальные политические элиты со своими интересами, амбициями и различными подходами к государственному строительству. Происходящие сейчас в пространстве Русского мира можно воспринимать как некоторое историческое соревнование трех русских государств — РФ, РБ и Украины, — за годы независимости имели все возможности продемонстрировать устойчивость, успешность и состоятельность своей версии единой русской государственности.